М.А. Мыслов
Интеллектуальная
собственность России
Я не знаю,
как должно быть,
но вы делаете неправильно!
Из протокола.
Недавно «РГ» опубликовала интервью
своего корреспондента с председателем ВОИР А.А. Ищенко о состоянии и перспективах
развития технического творчества в России. Общее настроение интервью достаточно
негативное. Вот, например, что сказал Ищенко корреспонденту: «Для начала
назову только сухие цифры. У нас на национальные патенты подаётся в среднем
35 тысяч заявок ежегодно. В Китае 1,4 миллиона заявок, в США – 620 тысяч.
Что касается международных патентов, то по числу заявок мы на 23-м месте,
чуть больше одной тысячи в год. У Китая таких заявок 274 тысячи, у США
– 58 тысяч. Честно говоря, трудно понять, почему в стратегических документах
инновационного развития страны намечено повысить к 2025 году число заявок
на международные патенты всего до четырёх тысяч. Ведь изобретатели России
при должной поддержке могут многократно увеличить эту цифру».
Вообще-то говоря, приводить абсолютные цифры не совсем корректно: китайские
1,4 млн заявок составляют 0,1% населения (1,4 млрд), заявки США – 0,18%,
в РФ – 0,02%. Как видим, ситуация несколько иная, чем кажется Ищенко. Убеждённость
Ищенко в возможностях российских изобретателей при соответствующем к ним
отношении со стороны государства несколько утешает, хотя положение намного
сложнее: популярность классической изобретательской деятельности в РФ имеет
отрицательную возрастную зависимость – чем меньше лет, тем больше скепсиса!
Эта тенденция прослеживается прежде всего в ВУЗах, именно там, где и должны
воспитываться будущие «кулибины». Например, в СПбПУ, на рубеже веков имевшем
устойчивую сотню ОИС в год с преобладанием среди них изобретений, в 2010
году наступил минимум: 5 изобретений, 5 полезных моделей, 2 программы ЭВМ
и 1 база данных. Причина очевидна: все «инвесторы» хотят «быстрых» денег,
реализации нет, зато пошлины на поддержание патента растут!
Выход «кулибины» увидели там, где можно полагаться на собственные силы
– в программировании. Там автор может сам довести идею до состояния товара,
что не получается, скажем, в ДВС. Они быстро поняли, что их разработки
не обещают быстрой реализации в нынешних условиях, так как венчурные фонды
хотят только одного – любой ценой присвоить идею, а довести идею собственными
силами даже до рабочего макета редко кто из авторов в состоянии. Выход
был там, где всё можно «вырастить в собственном коллективе» – в программных
продуктах и базах данных. В итоге уже к 2021 году политехники с лихвой
вернули свои прежние позиции, но не в конструкциях, а в алгоритмах и программах:
110 ОИС, из них 79 программ. В 2022 году ситуация повторилась: всего 132
ОИС, из них 81 программа ЭВМ! Явочным порядком произошло изменение структуры:
в самом начале века преобладали ОИС «физические» (изобретения и полезные
модели), сейчас преобладают «математические» (программы для ЭВМ и базы
данных). Если отношение властных структур не изменится, российские изобретатели
уйдут в «цифру», благо там «в конце тоннеля» просматривается выход «в железо»
посредством многомерных принтеров, более «сговорчивых», чем венчурные фонды.
Настоятельно необходимо осознать, что наши природные условия не позволят
нам конкурировать с Юго-Восточной Азией в крупносерийном производстве.
Более подробно этот вопрос рассмотрен в статье «Реализация национальной
идеи России», опубликованной в журнале Демиург №
1 2018 г. и статье «Ось созидания» в Демиурге №
1 2022 г. Нам нужно доводить идею до мелкой серии, продавать её и снова
что-то изобретать. Использовать для реализации новых идей китайский опыт
налоговых льгот инноваторам вряд ли полезно – российское хитроумие может
в этом случае оставить казну без налогов. Возможным выходом из положения
может стать организация в рамках отраслевых министерств Отраслевых бюро
реализации ИС (ОБРИС). Это не те БРИЗы, которые были раньше, и выполнять
они должны другие функции.
Их задачи можно определить следующим образом:
1. Отслеживать в Роспатенте перспективные ОИС для последующей реализации
в рамках своей отрасли, не полагаясь при этом на сотрудников Роспатента,
нагружать которых какими-то дополнительными «инновационными» функциями
не только бессмысленно, но и просто вредно: патентоведы прежде всего юристы
и отнюдь не «всеведущи». ОБРИС оценит новинку быстрее и результативнее.
2. Обеспечивать НИиОКР (а возможно, и мелкосерийное производство) по перспективным
для отрасли идеям, прокламировать их за рубежом и организовывать лицензионную
продажу разработок. Строительство зарубежных предприятий, предназначенных
для реализации лицензий, желательно сопровождать российскими инвестициями
в размере контрольного пакета акций, но не более того. Россия должна получать
национальные доходы, а не интернациональные заботы!
3. Доходы от лицензий и инвестиций в зарубежные предприятия, реализующих
проданные лицензии, должны расходоваться на обеспечение работ в рамках
п. 2, в крайнем случае, на фундаментальные исследования.
Здесь возможны различные финансовые, юридические и производственные траектории,
от налоговых льгот до целевых грантов, главное, уменьшение латентного периода
реализации и стимулирование реализаторов изобретения. Разумеется, следует
учитывать в работе ОБРИС и новейшие достижения – изготовление работающих
макетов на 3Д-принтерах. В перспективе стремление изобретателей в «цифру»
может оказаться эффективным и экономичным путём креатива!
В
оглавление