М.А. Железняк
Наследие Тартара Великого
Ты кто? – Я русский.
А я азербайджанский!
Из анекдота
Юморист Михаил Задорнов как-то отметил, что в многонациональной России все населяющие её народности и национальности называются именами существительными, кроме титульной, которая называется прилагательным – «русские». Я не полиглот, поэтому не могу утверждать, что эта особенность не встречается в других странах и на их государственных языках, но в русском государственном языке это бесспорно.
Этот факт заслуживает внимания, прежде всего, потому, что русский язык с его богатством выражения личных и общественных, эмоциональных и рациональных и всевозможных других отношений (чего стоит одно лишь «да нет пожалуй»), давно мог бы найти соответствующее наименование. Не нашёл! Следовательно, в таком наименовании не только нет внутренней потребности у носителей языка, но и, более того, оно, видимо, не соответствовало бы реалиям. Кстати, даже столица носит не русскоязычное название («Москва» в переводе означает «медвежья река»).
Именно эта специфика нашей жизни позволяет предположить, что когда-то, в момент становления государства российского, к прилагательному «русский» полагалось добавлять «вятич», «кривич», «чуваш», «вепс», «кипчак», «бурят», «помор» или ещё какое-либо «национальное» существительное. В этой комбинации прилагательное означало государственную компоненту, а существительное – национальную, так сказать, указывало корни, происхождение.
Далее, можно предположить, что сама такая конструкция возникла при усилении внутрироссийской миграции входящих в единое государство народов и народностей. Когда же вслед за миграцией пошли смешанные браки, существительные стали трудноопределимы и их перестали упоминать. Такое развитие возможно только при глубоком, не декларативном, а фактическом равноправии населения страны, которое никак не зависело ни от происхождения, ни от вероисповедания, ни от каких-либо других признаков.
Тысячелетия подобного смешения дали те результаты, которые и отличают народ России от народов мононациональных стран. Это и истинная, внутренняя «толерантность» – способность «по-человечески» относиться к любым нациям и религиям, и высокая адаптивность к внешней среде, и находчивость, и изобретательность...
И это наша самая сильная сторона, полученная в течении тысячелетий от наших многонациональных предков, та, отказываться от которой для нас не просто невозможно, но и чревато утратой той «русской» самоидентичности, которая вызывает демонстративный восторг квазипатриотов. Да и сам русский язык потому так богат и гибок, что он интегрировал в себе всё, наиболее удобное в социальном применении.
Но именно поэтому очень опасен так называемый «русский национализм». Ведь ни один из таких националистов не может поручиться, что в его крови нет тюркской, угро-финской, бурятской или ещё какой-либо компоненты – скорее всего в каждом из нас очень многокомпонентный коктейль, который и делает нас такими, какие мы есть.
В оглавление